Был у меня такой сокамерник - Ратмир. Тот, что предлагал мне бежать из Матросской тишины вместе со своим приятелем и бывшим сокамерником Олегом Топаловым, который в итоге и сбежал, но это совсем другая история.
Нас уже давно расселили с этим Ратмиром. Рано утром в преддверии очередного визита ОНК, меня отправили на другой более приличный - корпус, чтобы пришедшие общественные наблюдатели застали меня в нормальной камере, соответствующей евростандартам. Ну, насколько это возможно.
И вот уже с этого нормального корпуса из своей еврохаты я отправился на очередное судебное заседание. Потолкавшись на сборке пару часов, пройдя через приемное отделение, я очутился в автозаке, где встретил Ратмира. Тот был угрюм и болезненен.
- Ты как? - спросил я его.
- Да что-то не очень. Кашель последнее время мучает. Температура. И еще меня с утра тошнит. И тошнит все сильнее.
Он сидел присогнувшись в самом конце автозака, рядом со мной.
- Мне кажется я заболел. Подхватил этот тубик....
Все, кто сидел рядом с ним, вдруг резко отпрянули. Впрочем, отсаживаться было некуда - нас плотно забили в отсек автозака, как кильку в консервную банку.
"Бл.... , подумал я. Ну вот, приплыли. Я все-таки заражусь этим туберкулезом. Мне этого не миновать".
К тому времени я уже много раз попадал в одни и те же сборки и отсеки автозаков с туберкулезниками. В том числе с теми, у кого была открытая форма болезни. И проводил в этих сборках и автозаках по много часов. Я был уверен, что заболею.
Автозак сдвинулся с места, выехал из тюрьмы и нас привычно закачало из стороны в сторону на московских дорогах. Что было там, за стеной мы не знали, ибо в автозаках не было окон. Как будто плывешь в отсеке подводной лодке, слегка покачиваемый течениями.
Ратмира тошнило все сильнее. Он сидел уже полностью согнувшись и держась за живот. Иногда его тело содрогалось от страшного кашля. Сидевшие рядом парни старались хоть немного отклониться в сторону от воздушно-капельных траекторий кашля и дыхания Ратмира.
Я знал, что нам никуда не деться, поэтому не дергался. Меня накрыло волной обреченности, которая приходила всегда, когда я подолгу сидел с туберкулезниками.
Внезапно мой бывший сокамерник страшно закашлялся и в то же время как будто начал что-то отрыгивать. Он резко достал из сумки пакет и склонился над ним. В пакете появилась красная жидкость. С мукой на лице он приподнялся и показал ее нам.
Весь отсек молча смотрел на него. На лицах арестантов застыли страх, отвращение и обреченность.
- Ты что, свои легкие отхаркиваешь, - спросил вдруг кто-то очень грубо.
Ратмир задумался всматриваясь в красную жидкость в пакете. Внезапно его лицо просветлело.
- Каркаде! Я пил каркаде этим утром. Вот меня им и вытошнило.
И как бы в доказательство этого он стал потрясать своим пакетом, периодически пытаясь подсунуть его нам под нос.
А мы... а нас отпустило. Тяжесть ушла с наших душ и обреченность отступила. Каркаде...это же так хорошо, так весело. Красный восточный чай. Какая радость!
! Орфография и стилистика автора сохранены
