Я очень доволен тем, что уважаемый коллега Илларионов инициирует обсуждение дискуссии по коренным вопросам необходимых социально-политических (и вытекающих из них государственно-правовых) преобразований.
Как я понимаю, его "13 принципов", которые я непочтительно обозвал "Как нам реорганизовать Рабкрин", были провоцирующей затравкой.
Я совершенно согласен с Андреем Николаевичем, что недопустимо утверждать, что Россия (точнее, русский народ) не готовы к демократии. Сама постановка вопроса таким образом абсурдна.
Необходимо понимать, что есть стадии социума, когда он выглядит вопиюще "недемократическим". Франция начала 80-х годов 18 столетия по сравнению с тогдашней Англией была совершенно не похожей на страну, в которой возможен либеральный конституционализм. И ровно так было и 70 лет спустя. Германия и Италия 30-х годов выглядели "прирождёнными", естественными автократиями по сравнению с Америкой, Англией и Францией. Именно так написал в своём дневнике студент Дж. Ф. Кеннеди — сын рузвельтовского посла в Берлине.
Но Россия знала демократию. 90% населения — крепостные и государственные крестьяне веками управлялись с помощью "вечевой демократии" крестьянского мира (на западе это называлось коммуна). У дворян было земство — опыт полувека работающего самоуправления.
Надо чётко проартикулировать: тоталитарный проект в России установился только после физического уничтожения социальных групп, уже привыкших с 1906 года к демократическим и правовым институтам, к независимому гражданскому обществу. Это — члены "буржуазных" и "мелкобуржуазных" партий. Это активисты свободных профсоюзов ("меньшевики"). Дворяне, купцы и интеллигенция из городских дум. Независимые Советы, уничтоженные ровно сто лет назад и красными, и белыми. "Объединённая левая" и "Рабочая" оппозиции, уничтоженные 90 лет назад. "Класс-гегемон" 1991 года — сотни тысяч независимых предпринимателей, разорённых, брошенных в лагеря по сфабрикованным обвинениям, выдавленных в эмиграцию. Разрушенные или проститутированные оппозиционные общественные политические организации. Убийства или отправка в лагерь всех лидеров политических и правозащитных инициатив, которые могли стать "точкой сборки" коалиций — Немцов, Маркелов, Юшенков, Политковская, Удальцов, Константинов-сын...
И восстановить независимые политический и бизнес-классы после миллионной "путинской" эмиграции будет сложнее, чем в 1988 — после 70 лет тоталитаризма.
Теперь, помолясь, приступим к обсуждению граничных условий демократических реформ. К сожалению, придётся повторяться.
- О федерализме.
Россия — субэкумена (локальная цивилизация, "дочка" Византии и Западной Европы).
На стадии традиционализма (по сравнению с Европой у нас сейчас для большинства населения ещё проходит фаза "раннего модерна", т.е. абсолютизм и "регулярное государство") субэкумена может политически существовать либо как империя, либо как "эпоха враждующих царств", как это обозначают в китайской историографии.
Если нас не устраивает "либеральная империя", то столь же естественным станет существование в качестве конгломерата независимых одноязычных/однокультурных стран, как это имеет место с такими субэкуменами, как Латинская Америка и Арабский мир. Есть те, кто видит будущее российской свободы именно таким.
Для тех, кого это не устраивает, возникает необходимость перейти от постпутинской (и допутинской) либеральной империи к либеральной федерации (условно "Соединённые Штаты Великой России" — по аналогии с проектом преобразования Дунайской Монархии в СШВА, протаскиванием которого занимался убитый ровно 104 года назад эрцгерцог Франц-Фердинанд, а через четыре года — его августейший брат — Карл X), то мы должны обеспечить главное отличие федерации от империи — превращение органа управления в соединение политических воль провинций, ликвидацию главного имперского атрибута — политически автономного управляющего центра.
Единственный способ — это обеспечить сильный законодательный орган из политических тяжеловесов, представляющих провинциальные политикумы, а именно — Сенат американского типа, состоящий из небольшого числа (2-3) всенародно избираемых делегатов, от каждого субъекта федерации.
Однако такой Сенат, как я уже отмечал в прошлом ответе коллеге А.Н. Илларионову, оказывается в неизбежном конфликте с низшей палатой парламента, представляющей общенациональные партии.
Этот конфликт достигает максимальной интенсивности, если, стремясь к усилению парламентаризма, мы вырвем у президента его прерогативы контроля над правительством, передав их коалиции фракций большинства. Возникнет повтор коллизии 1992-93 годов — за Ельциным итоги всенародного голосования и харизма вождя победившей революции, а за Съездом — конституционные прерогативы Учредительного собрания. Сенат будет ощущать себя "голосом страны", а условная Новая Дума — хозяином правительства.
На суд — надежды мало. И ещё два поколения будет мало. Если уж он в США откровенно партийный...
Обратим внимание на то, что даже в квинтэссенции интеллигентской демократичности — партии "ЯБЛОКО" — в течение менее двух суток общепартийная и московская Контрольно-ревизионная комиссии приняли два полностью противоположных решения по уставному спору (конфликт Митрохина — Каца), как будто это спор Московского городского и Верховного судов эпохи борьбы с Лужковым.
Так что надо выбирать: либо система Сенат — Президент, либо система Парламент — Канцлер.
- О парламентаризме и партиях.
Отбирая полномочия у президента, мы попадаем в следующую развилку: либо большая их часть передаётся канцлеру (главе кабинета), что, кстати, совершенно не отменяет угрозы[1] авторитаризма, либо — главам парламентских (Думских и Сенатских) комитетов и лидеру правящей коалиции фракций.
Лозунг "Вся власть парламенту" на деле означает "всю власть большинству". Однако при естественной мозаичности политического спектра большинство тут же окажется в зависимости от политического "джокера" — небольшой, но радикальной фракции, дающей нужный перевес при приблизительном балансе обоих идеологических полюсов (все дружно посмотрели на Израиль). И не надо говорить о "необходимости диалога и компромисса". Явлинский не смог договорится с Митрохиным, Гудков — с Яшиным... А теперь представьте возможность компромисса президента Навального с канцлером Удальцовым...
Выбирая систему для голосования, надо понимать, что списочная система укрепляет партии как основу гражданского общества, однако превращает партии в микрототалитарные государства с доминированием соответствующего типа политика-"винтика" [партийной бюрократической машины], а мажоритарная система приводит к мозаичности представительных органов власти, к выращиванию сильных местных политиков, и... к политической коррупции (кандидатам нужно обильное финансирование либо они полностью зависят от местных политических боссов).
Преодолеть неизбежную олигархизацию демократической политики можно, только искусственно ограничивая число акторов политического процесса (т.е. число партий).
Однако гарантией от вырождения партий, созданию нового отчуждения политиков от общества (восстановление номенклатурно-мафиозного характера истеблишмента, только не монолитного, как в СССР и сейчас, а "полифракционного"), является именно свобода и лёгкость политического стартапа, дающая возможность быстрой замены деградировавшего или дискредитировавшего себя политического проекта.
- Коротко о правосудии.
Авторитет, независимость и справедливость юстиции (другой стороной чего является гарантия гражданских свобод) вырабатывается поколениями. Тут никакими манипуляциями со способом формирования суда, перекройки судебных округов и прочими внешними мерами не поможешь. Есть только один хорошо зарекомендовавший себя способ — маятниковая смена правящей политической силы.
Когда судья понимает, что, незаконно осудив демонстранта или оппозиционного активиста, он имеет риск через несколько лет получить его в качестве замминистра юстиции (или финансов — решающего вопрос о бюджете судов) или зампреда парламентской комиссии, то у него возникает естественная осмотрительность и буквально непреодолимая тяга к соблюдению конституционных прав и свобод.
Так произошло на Западе 40 лет назад, а вот полвека назад было почти как у нас сейчас, и даже похлеще. Включая безнаказанные расстрелы мирных демонстраций — Кентский университет (май 1970), Ольстер (январь 1972), демонстративное убийство полицией активистов (Бенно Онезорг, немецкий студент, на демонстрации против визита Иранского шаха, Ганновер, июнь 1967).
Разумеется, это касается только относительно системных активистов — в отношении подозрения в экстреме юстиция будет "последовательной".
Вводя выборность населением судей (и прокуроров) низшего звена, а также начальников местной полиции ("шерифов") вы получаете "партийную юстицию" — или предельно коррумпированную. Потому что для избирательной кампании нужны большие деньги или готовая партийная "машина".
И вот с условием таких вполне жёстких граничных условий и приходится перебирать варианты преобразований.
[1] Ленин, Сталин, Муссолини, Тодзио, Гитлер были тиранами именно в качестве глав правительств.
