К тексту, опубликованному несколько недель назад, конечно, придется возвращаться еще не раз, поскольку высказанные в нем мысли кажутся в настоящее время не только совершенно не очевидными, но и в значительной степени противоречащими тому, что происходит в окружающей реальности, "данной нам в ощущениях"(с). Империя, о конце которой мы начали тогда говорить, казалось бы, не только не подает признаков разложения, но вроде как даже и "наносит ответный удар"(с). Впрочем, к этому сюжету мы, может, еще вернемся.
И тем не менее. Нынешняя активность российских имперских структур отличается от аналогичной активности, происходившей в веке, скажем, девятнадцатом, примерно так же, как конвульсии агонии отличаются от потягивания при утреннем пробуждении. Внешнее сходство, возможно, есть, но и смысл, и внутренние процессы, происходящие при этом, различаются самым кардинальным образом. Почему сейчас можно об этом говорить с такой определенностью? Да потому, что закончился, наконец, XIX век, поскольку исчерпали свой потенциал возникшие тогда могущественные идеологии. Во всем мире это произошло довольно давно, но со всей очевидностью последствия этого явления стали ясны именно сейчас, а особенно - на примере нынешнего российского режима.
Впрочем, не будем забегать вперед.
Девятнадцатый век стал тем временем, когда идеи эпохи Просвещения, казалось, нашли полное свое подтверждение в триумфальных достижениях технического прогресса. "Эпоха пара и железных дорог", а впоследствии – "эпохи" электричества, телеграфа, телефона и тому подобного убедительно иллюстрировали мысль о линейном и поступательном прогрессе человечества: как в области технологии, так и в социальной сфере, и в области личностного развития.
Успехи в овладении "силами природы" механистически переносились философами и общественными мыслителями XIX в. на возможность аналогичных успехов в овладении "социальными силами": провозглашалась возможность (и необходимость!) выявления неких однозначных законов развития общества и конструирования на основе знания этих законов общества "идеального". Идеальным оно должно было быть не в абстрактно-утопическом или религиозном смысле, а в смысле его соответствия неким тем самым "объективным социальным законам", столь же непреложным, как законы природы. Одновременно с возможностью построения "идеального" общества провозглашалась и возможность усовершенствования человека: создания личности, освобожденной от тяжелого ручного труда и способной посвятить себя исключительно творческим и духовным занятиям. А, поскольку освобождение от ручного труда находилось в непосредственной связи с техническим прогрессом, логическая цепочка таким образом замыкалась.
В мировоззрении XIX в. успехи технического прогресса воспринимались как залог и как подтверждение возможности прогресса человеческого общества и самой человеческой природы на вполне "научной" основе. Результатами такого мировоззрения стали социальные теории, положившие начало большинству тех политических течений и направлений, которые господствовали в мире уже в веке двадцатом. Главными из них стали: имперская идея распространения прогресса и коммунистическая идея с ее ответвлениями. Обе они, несмотря на совершенно различную направленность, несхожесть целей и отправных постулатов, имели одну общую черту: они были ориентированы на "лучшее будущее человечества", на построение некоего "разумно устроенного" общества и на воспитание гармонично развитого человека, способного в этом "разумно устроенном обществе" жить.
Тогдашнее состояние человечества объявлялось лишь временным, а вся предыдущая история – фактически "предысторией", преддверием века рациональности, разума, справедливости и гармонии. Ради достижения этого счастливого состояния, как предполагалось, могли быть оправданы любые жертвы: как личные, так и массовые. Строители империи и "пламенные революционеры"" частенько были в равной степени готовы как пожертвовать как своей собственной жизнью, так и распорядиться жизнями окружающих "во имя прогресса" и "ради счастья грядущих поколений". Эта тенденция в полной мере сохранилась и в веке двадцатом, который, нужно отметить, не привнес в основной идеологический набор, сложившийся в предыдущем столетии, ничего принципиально нового.
Что мы наблюдали в течение двадцатого века? Многочисленные одиозные режимы – имперские/коммунистические (часто – с примесью национализма/расизма, поскольку эти идеологии могли смешиваться, и действительно смешивались в различных пропорциях) оправдывали все, даже самые чудовищные свои деяния, "интересами грядущих поколений". Значительная доля исторического оптимизма присутствовала не только в пропаганде, но и в том, как эту пропаганду воспринимало население, по крайней мере до конца 60х гг. прошлого века. Этот исторический оптимизм, ныне кажущийся таким наивным и странным, был прямым наследием веры в "прогресс человечества", пришедшей прямиком из века XIX. Технический прогресс довольно долго позволял надеяться на то, что не только силы природы, но и человеческое общество (а, в конечном счете, и сам человек!) будут – если не сейчас, то уж точно когда-то - усовершенствованы "на научной основе" и приведены в некое "идеальное" состояние.
Идеологии, унаследованные из XIX века, были – в той или иной форме - идеологиями "социального прогресса" и были, используя современное выражение, "заточены" под некие гипотетические "будущие поколения". Именно ради этого творились зверства, велись войны и создавались нечеловеческие условия поколениям современников. "Ради завтрашних дней"(с), как пелось в одной советской песне уже вполне застойного периода. Последний всплеск социального оптимизма и надежды на построение "идеального общества" во всем мире пришелся на конец 60х годов и совпал с эпохой космического прорыва. Покорение космоса стало символом выхода человечества на принципиально новый уровень развития и возродило надежды на возможность социального прогресса на основе новых технологий, основательно подорванные как Второй мировой войной, так и изобретением ядерного оружия.
Всплеск 1968 г., прокатившийся по всему миру, в принципе, вполне можно назвать "последней революцией XIX века". Это была своего рода попытка создать "лучшее будущее" прямо в настоящем, и превратиться в "идеальных людей" практически в одночасье. Ну, и, главное, обойтись при этом без ужасов войны, страданий, кошмаров и прочих атрибутов, уже столь прочно ассоциировавшихся с "борьбой за лучшее будущее". Собственно, с окончанием глобального "1968 года" и закончился, наконец, "идеологический девятнадцатый век". Стало очевидно банкротство концепций, унаследованных из той эпохи, а вместе с ними исчезла и возможность оправдания всевозможных идеологических и практических мерзостей "интересами будущего".
Более того, после того, как спала эйфория 1968 г., оказалось, что единственно действенными и применимыми для нормально функционирующего человеческого общества являются те ценности, которые принято считать общечеловеческими, и которые ориентированы на то, чтобы обеспечить людям возможность сосуществования и взаимодействовия в наиболее благоприятной для этого обстановке. Эти ценности были выработаны по большей части задолго до эпохи Просвещения, а то и до создания государственности. К их числу относятся: личная свобода, верховенство закона, равенство граждан перед законом и основные моральные представления, такие как уважение к окружающим, честность, достоинство, взаимопомощь и поддержка, и т.п. Спектр порицаемых поступков тоже оказался достаточно древним: в подавляющем большинстве человеческих обществ традиционно было наказуемо убийство, воровство, ложь и лжесвидетельство, прелюбодеяние и неуважительное отношение к родителям. Все эти представления никак не зависели от развития технологий, и таким образом, наконец, механистический перенос идеи "прогресса" из сферы науки и техники в сферу общественной мысли и философии, пришел к концу практически во всем мире.
Исключений было мало, но они имели место. В частности, девятнадцатый век еще довольно долго продолжал идеологически господствовать на территории СССР в виде имперского коммунизма (или коммунистического империализма). Сохранялась – по крайней мере, в пропаганде - все та же нацеленность в будущее, речь шла о "развитии", "построении", "созидании", о будущих поколениях и т.п. Этот дискурс исчез на территории пост-советского пространства лишь в 90х годах, когда одновременно с распадом коммунистической империи – СССР - прекратили свое существование и представления о возможности построения "лучшего будущего". Для таких представлений уже не было ни малейших оснований в окружающем мире, поскольку технический прогресс перестал быть залогом социального или личностного развития.
Однако, разрушение идеологий XIX в. не сопровождалось в России установлением – как это произошло практически везде в остальном мире – общечеловеческих ценностей, направленных на то, чтобы организовать нормальную жизнь общества в настоящем. Общечеловеческие ценности, так же, как и традиционные запреты (включая перечисленные в Десяти заповедях) оказались скомпрометированными и неприменимыми для жизни в пост-советской России. В результате сложилась без преувеличения уникальная социальная ситуация: российское общество одновременно лишилось как ориентиров на будущее (пусть даже и искаженных или откровенно ложных), так и инструментов для создания нормальных условий для жизни в настоящем. Собственно это – тоже тема для отдельной серьезной дискуссии, поэтому сейчас мы на этом отдельно останавливаться не будем, лишь отметим этот факт. В России образовался вполне ощутимый (и многими глубоко прочувствованный) ценностный и нравственный вакуум: исчезло не только будущее и возможность его осмысления, но и – в значительной степени – настоящее и возможность его нормального проживания.
А теперь вернемся к изначальному тезису. Почему мы говорим о том, что все попытки возродить империю – будь то под названием "Русского мира", будь то под каким-то другим названием – обречены на провал?
Прежде всего потому, что имперские идеологии, уходящие корнями в XIX в., умирают не только во всем мире(где это уже давно свершившийся факт), но, наконец, и в России. У имперского проекта нет будущего, как бы этот проект ни был сформулирован. У попытки имитировать "имперскую прогрессистскую идею" и подъем позапрошлого века нет будущего изначально, поскольку идея социального прогресса мертва, и этому проекту нет никакого объяснения с точки зрения развития общества. Все, что может предложить своему народу российская власть – это прошлое: была Победа, был некий единый народ, было крещение, было то, се, разумеется, подтасованное и подретушированное, но даже и в полностью отфотошопленном и глянцевом виде все это – в прошлом!
Для чего, собственно, затевается проект "Русского мира"? Идет ли речь о том, что кому-то от этого должно стать лучше? Нет. Речь идет опять о прошлом: о каких-то мучениях, которым подвергались "соотечественники", и от которых их нужно было любой ценой (даже ценой применения ядерного оружия) избавить. Какова перспектива "Русского мира"? Война. Готовность умереть "в борьбе за это"(с), только без всякого упоминания того, что хоть кому-то когда-то, пусть хоть в отдаленном будущем это принесет счастье. Идея "ядерного пепла" тоже очень популярна в последнее время. Подчеркну: мысль о каком-то своем будущем, об интересах "будущих поколений" или каких-то, пусть отдаленных потомков отсутствует в принципе. Похоже, наличие своего будущего, будущего потомков, будущего вообще не особенно и планируется.
Интересно, почему это никого не настораживает и не пугает? Я имею в виду тех, кто радуется тому, что Крым, якобы "их". Ведь создается полное ощущение, что Крым – это нечто вроде тех драгоценностей, которые клали в гробницы фараонам или другим каким вождям для того, чтобы им было на что полюбоваться в загробном мире. Так ведь с ними еще и рабов хоронили, и, бывало, в больших количествах...
Мысль эта посетила меня не случайно. Дело в том, что нынешний российский "имперский проект" подчеркнуто не рассчитан на существование в будущем, на какое-либо развитие или построение жизнеспособной социальной структуры. Это – в лучшем случае карго-культ, поклонение неработающей модели самолета, построенной из веток и листьев. Я говорю – в лучшем случае, потому что альтернативой этому служит попытка построения общества, объединенного культом смерти и разрушения. События последних недель, к сожалению, указывают в сторону второго варианта. Эти события, в принципе, могут послужить предметом для отдельного разбора: символика убийства Немцова и действий властей, которые за этим последовали, наводит на самые чудовищные мысли. Достаточно вспомнить фильм "про Крым" и публичные признания российского лидера в присвоении чужой собственности, в лжи, в организации "спецоперации" (в том числе и убийств), в готовности применить ядерное оружие – и мысль о Десяти заповедях возникает самым естественным образом. Казалось бы, кому придет в голову публично признаваться в нарушении столь основополагающих и общечеловеческих представлений?
Это возможно только в том случае, если у нынешнего российского общества не предполагается будущего. "Русский мир" (или "Православная империя") как его ни назови – это, судя по всему, лишь способ прикрыть огромную яму, разверстую именно там, куда сейчас старательно направляется российское общество. Иначе говоря – ловушка, выхода из которой, по проектам ее авторов, не предусмотрено. Именно так конструировались погребальные камеры гробниц фараонов, которые замуровывались по окончании церемонии.
Можно ли еще свернуть с этого пути и избежать гекатомбы, судя по всему, планирующейся под предлогом "припадания к сакральным истокам"? Времени для этого, конечно, все меньше, но шанс еще есть. Для начала нужно признать, что происходящее - это именно агония, и ничто другое. В неоимперской идеологии не осталось ровно ничего живого: в наше время она может держаться только на культе насилия и смерти. А поняв это, нужно оглядеться по сторонам и осознать, наконец, что другие общества смогли пройти через подобную болезнь и выжить. Не без шрамов, не без мучений, но главное – они выжили. Выжила Великобритания, утратившая "Империю, над которой никогда не заходит солнце". Выжила Франция, пережившая трагедию войны в Алжире, одной из самых страшных колониальных войн в истории. Выжили и Испания, и Португалия, и Бельгия, и Голландия, И Швеция, Германия, и Австрия, и Венгрия, и Турция... Если у русских как нации и есть будущее, то оно лежит вне империи. И это будущее – будущее гражданской нации. Процесс выбора между империей и нацией очевидно, затянулся. Но по сути это действительно выбор между смертью и жизнью.
